Вадим Румынский

 Любая власть сводится, в конечном счете, к праву (а точнее, к подкрепляющей его способности) применить физическую силу.  То есть, в конечном счете, убить.

      Мало кто вспоминает теперь о том, что латинский глагол "imperare" значит, в первую очередь, "предавать смерти".  Он родственен латинскому же "perire" (гибнуть) - ср. фр. "périr", англ. "perish" и т. п. -  представляя собой вариант его активной формы.  Провозглашая полководца императором, легионеры не только отмечали факт уничтожения возглавляемыми им войсками значительного числа неприятелей (как правило, более тысячи), но признавали за ним право карать смертью.  И императоры республиканского времени активно этим правом пользовались, хотя и не злоупотребляли.  Наиболее хрестоматийный и, возможно, наиболее поздний пример - децимация, устроенная Марком Крассом в войсках, деморализованных поражением от Спартака.  Отобранного по жребию каждого десятого остальные девять должны были забить насмерть палками, после чего стыд за содеянное, реализованный в жажде мести, был столь велик, что поражение непобедимого "фракийца" от битых им уже, казалось бы, воинов последовало незамедлительно.  Пленных не брали вообще: те несчастные, которых потом распяли вдоль Аппиевой дороги, попались людям Помпея и Лукулла, настроенным гораздо более благодушно.

      В первые сто лет империи - период правления так называемой династии Юлиев-Клавдиев - императорами были не все принцепсы, поскольку не все они были, в собственном смысле, военными (как, например, Калигула, Нерон и Клавдий), что не мешало им, однако, использовать это право (imperium) весьма широко.  Если это и вызывало у кого-то возражения, то довольно скоро форма была приведена в соответствие содержанию: Флавии и Антонины - монархи периода кульминации римского могущества - почти все были императорами в формальном (военном) смысле этого слова.

      Если некая власть (общественный институт) убивает, и никто не в состоянии оспорить ее право на это, такая власть "легитимна" или, по крайней мере, своевременна.  Она будет осуществляться беспрепятственно, имея широкую поддержку.  А недовольные есть всегда.

      Соответственно, по решимости власти применять силу можно судить о том, насколько она, вообще, власть.  Например, предыдущая власть на Украине была не способна к этому с самого начала, с тех пор, когда это впервые потребовалось.  Потому что наличие у нее такого права не признавали даже те, кто должен был эту силу применять.  Они совершенно справедливо подозревали, что все свалят на них, что и произошло - так всегда происходит.

      Констатация физической силы как окончательного источника власти имеет еще одно, оптимистическое, на мой взгляд, следствие.  В современном нам мире власти пытаются придать иное обличье.  Широко распространена убежденность в том, что настоящая власть - это деньги (возможность их издавать и регулировать), хозяйственные ресурсы, информация (секреты), массовая информация (вплоть до конкретного "зомбоящика" - так называемая, "четвертая власть") и т. п. - то есть инструменты влияния на условия жизни людей.  Даже при перечислении конкретных "ветвей власти" "демократических" государств, реальную сущность власти умудряются спрятать за словом "исполнительная", причем декларируемого права убивать нет и у нее.  То есть, она как бы может (чужих и/или по крайней необходимости), но это очень, очень, очень, очень плохо - ай, ай, ай!  Конечно, в действительности, там, где власть сильна, она мочит, не задумываясь, но публике все это преподносится не как убийство, а как угодно: от "принуждения к миру" до "гумо-нитратного коврометания".

      Однако, все по-прежнему зависит от того, в чьих руках находятся упомянутые инструменты влияния.  Да, с их помощью можно в известной степени регулировать хозяйственную деятельность, преобладающие в обществе настроения, но нельзя исключить появление тех, кто готов умирать и убивать, не взирая ни на какие условия, равно как и выход таких людей на позиции, позволяющие эти инструменты влияния обойти.  И они вполне в состоянии при определенных условиях все эти инструменты отобрать или уничтожить (по крайней мере, частично).  Если власть сильна, массовые волнения вроде "Торжища людского" для нее ничто.  Применяя силу дозированно, но решительно, скоро и бескомпромиссно, нормальная власть предотвращает гораздо более тяжелые и зачастую кровавые последствия для страны в целом.  В идеальном случае этого даже не заметно: просто, сила незримо присутствует в атмосфере как потенция, вселяя в людей не страх и нервозность (как, казалось бы, должна), а спокойствие и уверенность.  Потому что сами люди ассоциируют себя с ней.  Тут, конечно, можно возопить о "попрании свободы" и притянуть остальные лозунги либерастов, но на деле, людям, спопобным мыслить и действовать, свободы достаточно и тогда.  Поскольку они понимают, что проявление силы требует ограничений, рамок, русла.  Иначе она просто рассеется, и все.

    Не страшны ей даже большевистские "телеграф, телефон, вокзалы" или, в современном контексте, "интернет, мобильная связь, аэропорты", потому что все это многократно продублировано, а захватившая их даже боеспособная армия без снабжения долго не продержится.  На крайний случай есть БОВ, БПЗ (или ПЗБ?), еще раз БОВ, ТЯО и прочие малоприятные для обороняющихся "ништяки", применению которых сильной властью во свое спасение ничто не препятствует.

 А вот реальная угроза жизни реальных этой власти представителей - дело совсем другое...